Старое еврейское местечко, 
Кривой забор, скамейка у ворот.
Труба из жести, глиняная печка
И жизнь полна тревоги и забот.
Старая кухарка тетя Маня
Таких людей теперь в помине нет.
Не женщина, а божье наказанье:
Вы слово ей – Она вам сто в ответ.

Ах,  этот быт, еврейский быт,
Так не заслуженно забыт.
И если ты в душе  Аид – она болит.
Так ты же Мотя, не Матвей.
Ну не скрывай, что ты еврей.
Ну, что ты друг мой не красней,
Садись и пей.

Обшарпанные стены синагоги.
Костел, шинок стоял там небольшой.
Меню висело прямо у дороги:
Украинский борщ с еврейскою мацой.
При сюртуках и шляпах все мужчины
Жилет потертый у кармана от часов.
И черные глаза как две маслины
Пылают у смышленых сорванцов.

Ах,  этот быт, еврейский быт,
Так не заслуженно забыт.
И если ты в душе  Аид – она болит.
Так ты же Мотя, не Матвей.
Ну не скрывай, что ты еврей.
Ну, что ты друг мой не красней,
Садись и пей.

Еврейская капелла там играла.
Две скрипки, флейта, бубен, контрабас.
Толпа стояла, и советы им давала
Как, что играть. Ну, прямо как сейчас.
Я не скажу, что были ах таланты,
И не хочу их поднимать на смех.
Но, музыканты - евреи музыканты
Такие же пьянчуги как у всех.
Ах,  этот быт, еврейский быт,
Так не заслуженно забыт.
И если ты в душе  Аид – она болит.
Так ты же Мотя, не Матвей.
Ну не скрывай, что ты еврей.
Ну, что ты друг мой не красней,
Садись и пей.

И что бы мне и как не говорили.
Тоскую по своим родным местам.
Не забывайте, дорогие, кем вы были.
Такими вы останетесь и там.
И я б сейчас костюм одел бы новый
И по местечку пошел бы погулять.
Я знаю многие мне скажут:  «местечковый»
Ну, так и что. А мне на это наплевать.

Ах,  этот быт, еврейский быт,
Так не заслуженно забыт.
И если ты в душе  Аид – она болит.
Так ты же Мотя, не Матвей.
И ты Сережа – не Сергей.
Ну, что ты друг мой не красней,
Садись и пей.