Жил старик, колесо крутил, 
Целый век он кувшин лепил, свой 
На ветрах замешивал воздух. 
И скрипел друг, гончарный круг, 
Тихо пел рано поутру он 
Старец и мудрец талым звёздам: 

"Ты вертись, крутись, моё колесо, 
Не нужны мне ни вода, ни песок, 
Напоит людей росой мой кувшин, 
Мой серебряный кувшин. 
Будет лёгким он, как крик птичьих стай, 
И прозрачным, будто горный хрусталь. 
Тоньше самой тонкой струнки души 
Будет лунный мой кувшин". 

Годы шли, спину сгорбили, 
Круг скрипел, ветры гордые, взвив, 
Затихали в пальцах покорно. 
И смеясь, а что худого в том, 
Люд кричал: "Сумасшедший он!" - 
Но им в ответ шептал старец вздорный: 

"Ты вертись, крутись, моё колесо, 
Не нужны мне ни вода, ни песок, 
Напоит людей росой мой кувшин, 
Мой серебряный кувшин. 
Будет лёгким он, как крик птичьих стай, 
И прозрачным, будто горный хрусталь. 
Тоньше самой тонкой струнки души (*) 
Будет лунный мой кувшин". 

Зло своё кто осудит сам? 
Раз в сто лет чудо сбудется, 
И засверкал кувшин круторогий. 
Полон был до краёв водой, 
Голубой ледяной росой. 
Пей, Путник, он стоит у дороги. 

И теперь зависть белая, 
И теперь люди веруют, 
И чудеса в цене потеряли. 
А дожди грустной осенью 
С неба ветром доносят нам 
Лишь обрывки песенки старой: 

"Ты вертись, крутись, моё колесо, 
Не нужны мне ни вода, ни песок, 
Напоит людей росой мой кувшин, 
Мой серебряный кувшин. 
Будет лёгким он, как крик птичьих стай, 
И прозрачным, будто горный хрусталь. 
Тоньше самой тонкой струнки души 
Будет лунный мой кувшин". 
Тоньше самой тонкой струнки души 
Будет лунный мой кувшин".