Мне пел-нашёптывал начальник из сыскной, 
Мол, заложи их всех, зачем ты воду мутишь, 
Скажи, кто в опера стрелял - и ты сухой, 
Не то ты сам себе на полную раскрутишь. 

А в синеве алели снегири, 
И на решётках иней серебрился, 
Сегодня не увидеть мне зари, 
Сегодня я в последний раз побрился. 
А в синеве алели снегири, 
И на решётках иней серебрился, 
Сегодня не увидеть мне зари, 
Сегодня я в последний раз побрился. 

А на суде я брал всё на себя, 
Откуда ж знать им, как всё это было. 
Я в хате был, но не было меня, 
Когда мента Натаха замочила. 

И будет завтра ручеёк журчать другим, 
И зайчик солнечный согреет стены снова, 
Ну а сегодня скрипнут сапоги, 
И сталью лязгнут крепкие засовы. 
И будет завтра ручеёк журчать другим, 
И зайчик солнечный согреет стены снова, 
Ну а сегодня скрипнут сапоги, 
И сталью лязгнут крепкие засовы. 

И на свиданьи, руки разбросав, 
Как крылья чайки, старенькая мама 
Меня молила, падая в слезах, 
Чтоб я сказал им всё, но я - упрямый. 

Ай, мама, мама, ты - мой адвокат, 
Любовь не бросишь мордой в снег апрельский. 
Сегодня выведут на тёмный двор солдат 
И старшина скомандует им: "Целься!". 
Ах, мама, мама, ты - мой адвокат, 
Любовь не бросишь мордой в снег апрельский. 
Сегодня выведут на тёмный двор солдат 
И старшина скомандует им: "Целься!". 

А за окном буянила весна, 
И в "воронок" меня из зала уводили, 
И вдруг услышал я, как вскрикнула она: 
"Алёша, не забуду до могилы!" 

И будет завтра ручеёк журчать другим, 
И зайчик солнечный согреет стены снова, 
Но а сегодня скрипнут сапоги, 
И сталью лязгнут крепкие засовы.
И будет завтра ручеёк журчать другим, 
И зайчик солнечный согреет стены снова, 
Но а сегодня скрипнут сапоги, 
И сталью лязгнут крепкие засовы.