Немецкий тыл, предрассветный час,
Мы должны наступать.
И командир огласил приказ: 
"Все документы сдать"
Сдать фотографии и ордена,
Забыть свои имена. 
Вернемся, все возвратит старшина,
Не вернемся - ну что ж, война.

Нам смерти в глаза не впервой смотреть, 
Разведка привыкла к ней, 
Но безымянным умереть - это всего трудней. 
Но фото матери или жены, 
Так дороги и нужны,
С ними и пули не так страшны, мины не так страшны.

Нарушил приказ, мой дружок Иван.
И в тайне от старшины, 
В нагрудный карман, как талисман, 
Спрятал фото жены.
На обороте снимка того два слова
"Люблю и жду". 
Он свято верил в силу его,
Верил в свою звезду.

Над линией фронта, как угли в золе,
Мерцали звезды во мгле. 
Тихо ступая, друг другу в след, 
По ничейной мы шли земле.
Как сизый дым, наплывал туман,
И выстрел ударил вдруг… 
И молча упал мой друг Иван, мой закадычный друг. 
Руки раскинул в степной траве, 
Траву обагрила кровь.
И в эту минуту, в ночной Москве,
Проснулась его любовь. 
А в доме мертвая тишина. 
И вскрикнула вдруг жена,
Схватилась рукой за грудь она,
Как пулею сражена.

Отгромыхал мимолетный бой, 
И мы отошли назад.
И тело дружка унесли с собой,
Доставили в медсанбат.
Но покачал головою врач, 
Ему уже не помочь. 
Где-то в Москве безутешный плач,
Глухая слушает ночь.
Кровь запеклась на груди бойца и на снимке жены. 
О как прекрасны черты лица, 
Как губы ее нежны.
С милым прищуром лукавых глаз,
Смотрела она на нас. 
О том, что нарушил Иван приказ, не думали мы сейчас.
Каждый вспоминал свою жену, 
Верил в свою звезду. 
Каждый пронес через всю войну два слова:
Люблю и жду.

Люблю и жду