Жила в полуподвале
Лифтерша тетя Валя,
А с нею вместе взрослый жил сынок.
Он налегал на кашу
И вымахал с папашу,
И помогал мамаше всем, чем мог.

За то, что папа маму бил вот здесь, в полуподвале, 
Сыночек папу с корешем живьем четвертовали – 
Хороший, в общем, добрый был сынок.
Хороший был сынок.

Во время перестройки
Он спал в тюремной койке – 
Червончик за папашу отбывал.
Но в лифте ездил дядя,
Который мамы ради
Всё это дело в урну заховал.

И вот вернулась к Ванечке проказница-свобода,
А папа был в гробу уже тому четыре года.
И Ваня снова – шасть! – в полуподвал.
И Ваня шасть – в полуподвал.

Ах, дело молодецкое,
Ах, выпуклость недетская
Ему явилась в лифте как-то раз.
Прошлась, вихляя бедрами,
И страсть руками бодрыми
Схватила Ваню крепко в тот же час.

И с этой страстью Ванечка в обнимку ночевали
В холодном, неприветливом и злом полуподвале,
И понапрасну мучили матрас.
И мучили матрас.

Но жизнь-то – «фифти-фифти»,
И как-то в этом лифте
С ней Ванечка до полночи застрял,
Он делал к ней движенья,
Он делал предложенья,
И этим, безусловно, покорял.

И он признался ей в любви легко и неформально:
Всего два раза спереди и один раз нормально – 
На чем внимание особо заострял.
Внимание особо заострял.

Проигрыш

И надо здесь сказать бы,
Что дело вышло – к свадьбе,
Пять лет тому, как папа был в гробу.
Ведь мама меж перила
Тот лифт остановила
И тем решила Ванину судьбу.

И ездит теперь Ванечка на «Мерсе» да на «Порше» – 
Ах, вот что значит вовремя не спящая лифтерша,
Пусть даже с тремя пядями во лбу.
А папа им завидует в гробу.
А папа им завидует в гробу.