Утопал в цветах рояль, люди плакали,
А он, по сути, ничего не сказал:
Спел про то, как по весне с крыши капали
Наши грезы, пробудившись от сна.

Он, как будто, и не пел, а скрипел, как лес,
Растревоженный пургой небольшой,
Он ни с жалостью ко мне, ни с хулой не лез,
А беседовал, как будто, с собой.

Он шьет из светлой грусти непраздничные вещи,
Какие-то простые, невзрачные на вид,
А кажется, что горлом тоска вот-вот захлещет,
И зал зарукоплещет, и сердце заболит.

И, действительно, потом все вздыхается,
Вспоминается опять, что живой,
И вот тут-то человек напивается
И не хочет возвращаться домой.

Он печаль свою, как йод, всем на раны льет
И настойчиво зовет на вокзал,
Но, конечно же, под утро домой идет
И все шепчет: Как он верно сказал!

Он шьет из светлой грусти непраздничные вещи,
В таких ни на парады нельзя, ни на балы,
И вы не запоете в толпе такие песни,
А только промолчите и будете правы.

Я попался на его заклинания
Раза три, но воротился живой,
И хочу предупредить вас заранее:
Он обманет вас любою ценой,

Уж пусть из светлой грусти непраздничные вещи
Он шьет для непутевых таких же чудаков,
А нас, пускай, отпустит на зрелища полегче
Без этих сложных песен и беспокойных снов...