Утопал в цветах рояль, люди плакали, 
А он, по сути, ничего не сказал: 
Спел про то, как по весне с крыши капали 
Наши грезы, пробудившись от сна. 
Он, как будто, и не пел, а скрипел, как лес, 
Растревоженный пургой небольшой, 
Он ни с жалостью ко мне, ни с хулой не лез, 
А беседовал, как будто, с собой. 
Он шьет из светлой грусти непраздничные вещи, 
Какие-то простые, невзрачные на вид, 
А кажется, что горлом тоска вот-вот захлещет, 
И зал зарукоплещет, и сердце заболит. 
И, действительно, потом все вздыхается, 
Вспоминается опять, что живой, 
И вот тут-то человек напивается 
И не хочет возвращаться домой. 
Он печаль свою, как йод, всем на раны льет
 И настойчиво зовет на вокзал, 
Но, конечно же, под утро домой идет 
И все шепчет: «Как он верно сказал!» 
Он шьет из светлой грусти непраздничные вещи, 
В таких ни на парады нельзя, ни на балы, 
И вы не запоете в толпе такие песни, 
А только промолчите и будете правы. 
Я попался на его заклинания 
Раза три, но воротился живой, 
И хочу предупредить вас заранее: 
Он обманет вас любою ценой, 
Уж лучше пусть из грусти непраздничные вещи 
Он шьет для непутевых таких же чудаков, 
А нас, пускай, отпустит на зрелища полегче 
Без этих сложных песен и беспокойных снов…