Леха, Чих- фармазон, подогнал фуфеля,
Скрасить вечер за стирами в очко.
Она круто вошла, ножки груди оля,
Я  б всю жизнь с ней сидел в одиночке.

Веня лепень одел, и расплавился весь,
Пальцы веером, Здрасьте гражданка,
Вам наверно еще не сказали, что здесь
Сейф лохматый ваш вскроют как в банке.

Он довольный собой подкатил на контакт,
Он по сейфам ученая степень.
А она плюнув на пол ему просто так, 
Вынув ствол продырявила лепень.

Всем сказала сидеть, мы уважили ствол,
А она как ни в чем не бывало,
Свою шляпку каре положила на стол,
Из дэкольтэ маляву достала.

Веню жалко, хорошим он кольщиком был,
Не по воле красючке простили.
Пулю в ствол ей действительный вор зарядил,
И писал чтоб ее полюбили.

Слышь с такого начала, не делают дел,
Ты же с виду не катишь по масти.
Леха Чих прохоря через край насадил,
А тебе дырку сделать как здрасьте.

Завтра авторитет просит в гости в Москву,
Есть дела, да малина подсела.
С ихней тварей в бега, с Веней только в тюрьму,
А тверским мол не в кипеше дело.

Надо людям помочь, собрались на гастроль,
Взяли вместе с мешками карету.
А делить стали филки, заныла мозоль,
Я за Веню был с авторитетом.

Я всю долю свою оставляю в общак, 
Мне не надо не много не мало.
Дай красючку свою, попахать с ней ништяк,
Ту что Веню в Твери расчитала.

Вор достал портсигар, папироски скомкал,
Он слегка приподнялся с трамвая.
И сквозь зубы, с такою тоскою сказал:
"Забирай, я тверских уважаю".

"Как зовут-то тебя?" - я спросил у нее.
"Милка, нежное женское тело."
"Разряжайся! сегодня  ты будешь мое,
Чтобы не было здесь беспредела."

Вор как видно ее больше жизни любил,
Только чувства не выдал поднялся.
И не глядя в нее, барабан разрядил.
Начал что-то толкать, но сдержался.

А в тверском ГПУ, молодой оперок,
Шил дела с пролетарским размахом.
На столе у него я прочел некролог,
И кольнуло в груди под рубахой.

"Была зверски застрелена бандой в Москве
На задании Савина Мила."
На ментов ведь работала, дым в голове,
А вора не спалила, любила.