Как ни странно, но все же по-моему юность сгорела.
Первый признак, что трезво о жизни я стал рассуждать.
Кружит снег не задумчивый, легкий, пушистый и белый,
Я тебе не смогу на всю улицу громко кричать.
Даже глупости и сумасбродство навеки забыты,
Я уже не смогу даже вспомнить о нашей любви,
Помню только у дома цветы, и окно приоткрыто,
И от летней грозы по дорогам струятся ручьи.

Как ни странно, сейчас это кажется горькой потерей,
Только порвана нить, что навеки связала с тобой.
Также мы расставались тогда, но я все-таки верю
В эту добрую, нежную, глупую, давнюю боль.
Я уже не смогу так легко петь тебе наши песни
И читать свои первые очень плохие стихи.
Но мне кажется, если однажды проснусь на рассвете
И увижу тебя, ты простишь мне все эти грехи.

Я не знаю, когда мне придется тебя тоже встретить
И увидеть в глазах твоих прежний веселый испуг,
И на Ваше: «Ну, здравствуй, как жизнь?», не смогу Вам ответить,
Извините, но только на «ты» я уже не смогу.
Не смогу, это впрочем от многого освобождает,
И от всех объяснений ненужных уже никому.
Сколько время прошло, лет пятнадцать, а Вы все такая,
Почему же мы с Вами расстались, никак не пойму.