Алексей Воронков

Прости, отец…

Вы ели с голодухи грязный жмых?
Мне ж этот вкус досель бередит гены —
Ведь я из той беды послевоенной,
Из тех голодных вечно и худых,

Кого судьба учила не пищать 
И радоваться каждой корке хлеба,
И радоваться голубому небу,
И добрым быть, и всех врагов прощать.

Давно ль все было!.. Помню батин смех; 
То радость родником из сердца била.
Еще бы — выжил! И его могила
Не вырытой осталась; он за всех

За тех, кто не вернулся, жадно жил,
И радовался жизни, и молился,
Чтоб сын его в счастливый час родился
И сына век счастливым чтобы был,

…Но вот истаял беспокойный век, —
Увы, у жизни есть свои пределы — 
Ушли отцы, земля осиротела,
Чуток притихла, поумерив бег.

И мой старик ушел, довольный тем,
Что войны обошли родного сына,
Что мирная вокруг у нас картина,
Что хорошо и благостно нам всем.

Счастливые отцы! Им невдомек,
Что жизнь иным вдруг повернулась боком,
И что кому-то, видимо, уроком
Не стал великий той войны урок. 

Урок войны… Как в зеркале кривом
Сегодняшняя быль сочится кровью;
И снова где-то пламень лижет кровли,
И снова смерть, и снова боль  кругом.

Так что ж случилось? Почему опять?..
Ужель отцов мы слышать разучились?
Ужели зря они за счастье бились,
Коль время повернулось нынче вспять?

Прости ж меня, отец, за сей кошмар,
За то, что мудрость вновь у нас в загоне,  
За то, что я не удержал в ладонях
Тот хрупкий мир, что мне оставлен в дар.

Гремит за взрывом где-то новый взрыв,
И смерть, и стон, и боль, и чьи-то крики…
А с горней глубины святые лики
Взирают молча на людской надрыв.

И в этих ликах силюсь разглядеть 
Я лик отца. Но снова рвутся мины,
И черный дым вздымается над миром,
И повисает над планетой смерть.
Прости, отец, что не сдержал я смерч…